Быстрому распространению инфекционных болезней способствовали развитие торговых связей и нарушение экономической замкнутости отдельных районов страны в значительной степени, частые “глады”, т.е. голод подготавливали почву для возникновения эпидемий.
В древнерусских летописях содержатся многочисленные указания о возникавших в те времена на территории Древней Руси эпидемиях.
“Иде Володимер сын Ярославль на Ямь и победи я и помроша кони у вои Володимер яко и еще дышющим конем сдираху хзы с них толик бо бе мор в кони” - первое упоминание о “море” относится к 1042 г. О характере этой эпизоотии судить трудно - Московский летописный свод не содержит статьи, относящейся к этому году, Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов не упоминают это событие.
Можно предположить, что падеж был вызван непривычными для войска Владимира условиями современной Финляндии; столь обширное заболевание лошадей могло быть скорее вызвано общими источниками питания или воды, чем передачей заразы от одного животного другому.
“В се же лето волхв явися Ростове иже вскоре погыбе” - в 1091 г. та же Лаврентьевская летопись упоминает следующее событие. Возможно, что летопись говорит о болезни, вызванной волхвом. С другой стороны, непонятно, кто “погыбе” — Ростов или волхв.
В 1092 г. произошли события, настолько поразившие воображение современников и потомков, что нашли отражение во всех рассматриваемых летописях:
Московский летописный свод: “Предивно бысть в Полтьсце, мечты быша в нощи, тутняше и стоняше по улицам, яко человеци рищюще беси; и аще хто вылазяше из храмины, хотя видеми то, абие уязвлен бываше невидимо от бесов язвою, и с того умираху и не смяху излазити ис хоромов по сем же не бе их видети самех, но конеи их копыта бе видети; и тако уязвляху люди полотьския и их область. Се же знамение нача быти от Дрютьска” .
Лаврентьеская летопись: “…предивно бысть чюдо Полотьске в мечте ны бываше в нощи тутьн станяше по улици яко человеци рищюще беси аще кто вылезаше ис хоромины хотя видети абье уязвлен будяше невидимо бесов язвою и с того умираху и не смяху излазити ис хором посем же начаша в дне являтися на коних и не бе их видети самех но конь их видети копыта и тако уязвляху люди Плотьския и его область там и человеци глалогаху яко наяве бьют полочаны се же знаменье нача быти от Дрютьска” .
Новгородская первая летопись: “Наиде рана на полочаны, яко некако бяше ходити по уличям, яко мнети в …ожьство, а конем …ыта видети; да аще кто из истбы вылезет, напрасно убьен бываше невидимо” .
Судя по всему, в Полоцке в то время был туман: об этом говорят Лаврентьевская летопись и Московский летописный свод. Туман этот сопровождался некими звуковыми явлениями, похожими на вой, отождествлявшийся с жаждой бесами “крови”; кроме того, все это происходило как бы “во сне”: “в мечте ны бываше в нощи тутьн станяше по улици яко человеци рищюще беси” ; “мечты быша в нощи, тутняше и стоняше по улицам, яко человеци рищюще беси” . Все, кто оставался внутри жилища, был невредим. Каждый же, кто выходил на улицу, “уязвлен будяше невидимо бесов язвою” . Здесь важно то, что ни одна летопись не упоминает какого-либо физического вреда, который могли причинить “бесы” — ни ударов, ни порезов. Кроме того, полочане находили на дорогах следы копыт, из чего заключили, что “бесы” являлись конно. Плюс ко всему, две летописи указывают, что данные явления пришли из Друцка (в XI-XIV вв. город в Витебской области на западе Руси). Если учесть упоминания Лаврентьевской летописи о лесных и болотных пожарах в тот год и нападениях половцев, то можно предположить, что смерти жителей Полоцка были как-то связаны с продуктами горения или убийством от рук врагов.
В описании данного события очевиден фантастический элемент, и вряд ли возможно найти ему какое-либо подходящее объяснение исходя прямо из текста.
Возможно, на каком-то этапе работы с источниками, служившими для данных летописей, имела место ошибка или фантазия автора или переписчика. Подобное известие стоит особняком в ряду других упоминаний об эпидемиях; с этого упоминания, позже мы больше не встретим ничего подобного.
Об эпидемическом заболевании, сопровождавшемся большой смертностью говорят статьи, посвященные этому же году: “…в си же времена мнози человеци умираху различными недугы якоже глагоголаху продающе корсты яко продахом от Филлипова дня до Мясопуста 7000. Се же бысть за грехи наша…” , “ О МОРУ. В то же лето мор бяше людем, якоже глаголаху продающеи гробы: “яко от Филлипова дня до Мясопуста великого 7000 гроб продахом”. Се же бысть грех ради наших” .
Этого события Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов не упоминает .
Исходя из того,что есть данные о том, что эпидемия имела места в западных областях Руси, можно предполагать связь ее с эпидемиями в Западной Европе: в 1083 г. в Германии свирепствовала дизентерия; в 1087 г. особая болезнь, sua quadam peste (называемая современниками “ignis sacer” — “святой огонь”) распространилась между людьми, и больные либо страдали сильными судорогами, или различные места на теле воспалялись, причем больные умирали или оставались живыми с потерею различных членов. Эта болезнь распространилась по Италии, Франции, Испании, Германии. В одном Регенсбурге в это время, в продолжение 3-х месяцев умерло 8500 человек. Связь между этими событиями если и существовала, то кажется призрачной: как указывают Васильев и Сегал, (предполагая причину смертности именно в этом) данная болезнь вызывается отравлением спорыньей. Вряд ли через пять лет “эпидемия спорыньи” могла “достигнуть” Руси, и принять такие масштабы. Это вполне мог быть и грипп, тем более, что время эпидемии приходится на осенне-зимне-весеннее время.
Отдавая должное усердию русских летописцев, оставивших нам описания этих эпидемий, нельзя не заметить, что делать какой-либо эпидемиологический анализ по их данным невозможно прежде всего потому, что совершенно неясно, о каких болезнях в летописях излагаются сведения. Все попытки расшифровать, какая инфекционная форма вызвала тот или иной мор носят в значительной степени гипотетический характер и являются лишь более или менее хорошо согласуемыми с современными взглядами догадками.
Картина, представленная летописцами в начале статей 1092 г. напоминает дикую смесь всех страшных событий года, “сон”, психоз. Туман — это дым болотных пожарищ, бесы — половцы, язвы, которые наносятся невидимо — заразная болезнь непостижимой для людей XI в. природы, посланная Господом в наказание своим рабам; смерть постигает тех, кто проявляет излишнее любопытство, а чтобы не погибнуть, нужно оставаться дома; нагнетается атмосфера страха. Поразительная картина, впечатлившая всех следующих переписчиков, включивших это известие в свои “работы”. Однако скорее всего, это красивая фантазия одного удачного автора, оставившего свое безымянное имя в истории, смутив стольких исследователей. В работе Дёрбека и Васильева и Сегала нет никакого, даже предположительного, истолкования приведенного известия; Дёрбек называет его “фантастическим”.
Инфекционные болезни XII столетия
, “А в Новгороде измроша коня вся у Мстислава и у дружины его” - под 1115 г. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов упоминает мор в конях в дружине Мстислава в Новгороде.
Лаврентьевская летопись не упоминает это событие, а Московский летописный свод не содержит данных под этим годом.
Под 1154 г. Лаврентьевская летопись и Московский летописный свод содержат упоминание об эпизоотии в объединенном войске ростовцев, суздальцев и их зависимых войск в походе “в Русь”: “В то же лето поиде … с Ростовци и с суждалци и со всеми детми в Русь и бысть мор в кони во всех воих его яко же не был николиже” ; “Того же лета поиде Юрьи с Ростовци, и с Суздалци, и со всеми детми в Русь, и бысть мор в конех у вои его, яко же и не бывал, пришед же в вятичи и не дошед Козелска ста” . Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов не упоминает эти события.
Лаврентьевская летопись и Московский летописный свод в статьях 1187 г. содержат сведения о сильной болезни, поразившей современников: “Того же лета бысть болесть силна в людех велми не бяше бо ни единаго двора без болнаго, а в ином дворе некому бяше ни воды подати [но вси лежат боля] Бог бо казнит рабы своя напастми различными водою и огнем и болезньми тяжкими но аще беззаконья наша …” , “Того же лета бысть болесть силна в людех, не бяше бо ни единаго двора без болнаго, а в ином дворе не бяше кому и воды подати, но вси боли лежаху” .
Обоих изводов не упоминает в статье этого года подобных событий соответствующая статья Новгородской первой летописи.
Исходя из сведений об эпидемиях в странах к западу от Руси: в Западной Европе в 1173 г. повсеместно господствовала influenza (грипп), в 1180 и 1182 гг. в Германии встречаем повальную болезнь, уничтожившую будто бы половину населения. Более вероятно, что на Русь болезнь попала именно из Германии, судя по количеству жертв, можно лишь сделать предположение о характере болезни.
Повальные болезни XIII столетия
Эпизоотию в Новгороде под 1203 г. упоминает Новгородская первая летопись: “Том же лете, по грехом нашим, измроша кони Новегороде и по селом, яко нелзе бяше поити смрады никуда же” .
Значительной эпидемией в Смоленске ознаменовался 1230 год ознаменовался, о чем, как ни странно, упоминает только Московский летописный свод: “Того же лета бысть мор силен в Смоленсце, сотвориша четыре скуделницы и положиша в дву 16 тысяць, а в третьеи 7000, а в четвертои 9000. Се же бысть по два лета” . Возможно, здесь летописец несколько преувеличил последствия эпидемии: если верить его данным, всего погибло 32000 человек. Откуда пришла эта болезнь, судить трудно: в это же время в Старом Свете мы не встречаемся с подобной заразой. Здесь только в 1224 г. чума свирепствовала в Италии.
Та же летопись содержит скупые сведения о большом количестве смертей, вызванных повальной болезнью: “Тое же зимы мнози человеци умираху различными недуги” . Лаврентьевская летопись и Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов не содержат статей этого года.
“Того ж лета. Мор на скот бысть”, — гласит статья 1298 г. Лаврентьевской летописи. Московский свод не упоминает это событие, Новгородская же летопись не содержит статьи этого года.
Эпидемии XIV столетия
Пандемия, сочетавшаяся с эпизоотией и вызвавшая голод, во всей русской земле, в 1309 г. открыла историю эпидемий четырнадцатого века: “Того же лета бысть мор на люди и на кони и на всякий скот, и жито всякое мышь поела, и того ради и дорогов бысть велика и глад велик бысть по всеи земли русскои” . Примечательно, что ни Лаврентьевская, ни Новгородская первая летописи не содержат сведений о событии такого масштаба.
До событий 1352 г. “оставалось” 2 мора: в 1321 г. — эпидемия с эпизоотией “Того же лета мор бысть на люди и на кони” (Московский летописный свод и Новгородская первая летопись не упоминают это событие), и эпизоотия 1341 г. “Сего же лета … скот рогатыи помре” (Лаврентьевская летопись и Московский летописный свод не упоминают).
“Чёрная Смерть”
На Руси, а также на всем земном шаре, XIV век был отмечен грандиознейшей из катастроф в истории человечества - эпидемией чумы, вошедшей в историю под именем “Черной Смерти”.
Чума — острое инфекционное заболевание человека и животных. Относится к карантинным болезням. Возбудитель — чумный микроб, открытый в 1894 г. японским ученым С.Китазато и французским ученым А.Йерсеном. Чумная бацилла распространяется делением, т.е. каждая бактерия делится на 2 части, каждая половинка, в свою очередь, тоже распадается надвое и так далее. Для образования из одной палочки двух новых экземпляров требуется 16 минут. Бацилла не образует спор.
Чума — заболевание, характеризующееся природной очаговостью, связанное с пустынным, степным и горным ландшафтом. В очаге эпизоотический процесс поддерживается определенными видами грызунов, однако для заражения людей опасны и другие грызуны, зайцы, верблюды и т.п. Эпидемиологическая опасность увеличивается при заносе чумы в популяции синатропных (т.е. связанных с человеком) грызунов, например, крыс. Заражение человека происходит трансмиссивным (через блох) и редко контактным (главным образом при разделе туш больных животных) путями. Заражение от человека — через блох. При осложнении бубной формы чумы легочной пневмонией (вторичнолегочная чума) происходит распространение воздушно-капельным путем (подобно гриппу), возникают случаи первично-легочной чумы, крайне заразительные для окружающих. В зависимости от механизма заражения входными воротами инфекции могут быть кожа, слизистая оболочка верхних дыхательных путей, конъюнктива глаз. Обнаружены носители чумных микробов (в носоглотке).
Попав в организм человека с пищей, водой, вдыхаемым воздухом, или через какое-нибудь поранение на поверхности тела, микроб быстро размножается, разносится кровью по всему телу, оседает в различных железах, которые от этого воспаляются и даже омертвевают.
В крови палочка растет, крепнет и вырабатывает особый яд, токсин, весьма гибельный для человеческого организма. Палочку можно найти в крови больных, лимфе и гное, отделяемом из язв, образующихся на теле чумных больных. Выделения больных людей (рвота, моча, испражнения), особенно если содержат примесь крови, также изобилуют микробами.
Инкубационный период при чуме — от 2 до 6 суток. Клиническая картина болезни характеризуется острым началом, ознобом, сильной головной болью. возбуждением, помрачением сознания. Температура достигает 40°С, наблюдается гиперемия кожи лица (увеличение кровенаполнения кожи), часто — симптомы поражения оболочек мозга.
В случаях средней тяжести на 3-4 день после начальной лихорадки показываются болезненные припухания в области подколенных, паховых, подмышковых и подчелюстных желез (так называемые бубоны, отсюда и название бубонной чумы). Припухлости, продержавшись несколько дней, могут исчезнуть; но чаще кожа на них синеет, чернеет и омертвевает; остается язва. Лимфатические железы, лежащие внутри организма, в грудной и брюшной полости, тоже припухают и изъязвляются. Одновременно с бубонами или после них показываются на различных местах тела, главным образом на шее, ногах, ягодицах, пояснице большие черные чирии — карбункулы или огневики. Появляется жгучая боль и припухлость с бледно-синим пузырем в середине, содержащим мутную жидкость. Пузырь лопается, жидкость из него вытекает, остается черное пятно с язвой посередине. Пятно не болит, не гноится, потому что кожа омертвела.
В большинстве случаев заболевания чумой наблюдаются кровоизлияния в различных местах тела. На коже это выражается сине-багровых пятен или полос различной величины, а кровоизлияния в слизистые оболочки обнаруживаются в виде кровавой рвоты, кровавой мочи, кровавых испражнений и кровавой мокроты.
Эпидемиографы прошлых веков связывают появление Черной Смерти с рядом необычайных явлений в природе: землетрясениями, наводнениями, засухой. В 1331 г. по всей Южной и Западной Европе прошли сильные ливни. Большие наводнения в Европе имели место в 1324 г.
Путешественник де-Мюсси писал, что в 1346 г. в Причерноморье вымерли бесчисленные количества татар и сарацинов от неожиданной необъяснимой болезни. Огромные пространства опустели, наиболее населенные города почти обезлюдели.
Де-Мюсси жил в то время в Крыму. Татары осадили г. Каффу (Феодосию), принадлежащий генуэзцам, но в течение 3-х лет не могли его взять из-за появления в войске смертельной эпидемии, ежедневно уносившей множество воинов. Татары посредством метательных машин стали перебрасывать в осажденный город трупы людей, умерших от болезни. В городе началась паника, и итальянцы, бросив его, бежали к себе на родину. Далее де-Мюсси пишет, что по дороге среди беженцев началась ужасная эпидемия: из 1000 осталось только 10 живых. “Родные и друзья и соседи поспешили к нам, но мы принесли с собой убийственные стрелы, при каждом слове распространяли мы свой смертный яд”.
Невозможно точно сказать, в какой мере сами эти беды подготавливали катастрофу, но что это делал голод, ими вызванный — совершенно точно. Также нужно учитывать и ужасное антисанитарное состояние городов того времени. Например, во Франции еще в XVI в. кучи человеческих экскрементов можно было найти на балконах Лувра. Первая очистка Парижа была произведена в 1662 г., и это событие так поразило современников, что по его поводу была выбита медаль.
До сих пор остается невыясненным вопрос о том, откуда пришла Черная Смерть. Одни считают, что она была занесена в Европу из Азии. Другие считают, что вероятно в Европе с незапамятных времен существовали природные очаги чумы. И то и другое правдоподобно, учитывая освоение степных массивов и активную средиземноморскую торговлю. Неважно, как именно прибыла в Европу болезнь.
Уже в 1347 г. Чума появилась в Италии, а в 1348 г. распространилась во всех прибрежных городах Средиземного моря, а затем, подобно степному пожару, охватила весь европейский континент. По свидетельству современников, заболевания протекали главным образом по типу легочных поражений, бубонная форма болезни встречалась редко. Это позволяет предполагать, что и распространение чумы во время этой пандемии происходило в основном по типу распространения легочной чумы. Этим можно объяснить массовый характер эпидемий и быстроту их распространения по территории европейских стран.
Болезнь не во всех странах описывается одинаково: в Византии она проявилась большими бубонами, наполненными пахучею материей, которые сопровождались тяжелыми явлениями со стороны нервной системы (сонливость, бред, паралич языка). Язык и гортань у больных делались черными, тело у некоторых покрывалось петэхиями, и больные умирали в страшных страданиях, мучимые постоянной жаждой. Во Франции, в продолжение первых двух месяцев господства болезни, бубоны отсутствовали и больные умирали в первые три дня, с явлениями страдания только дыхательных органов и нервной системы. В Италии же болезнь проявилась сначала “большими нарывами”, в пахах и под мышками. Во всех странах вообще, по отношению к способности к заражению, не существовало различий не в поле, не в возрасте. Смертность заболевших и число заболеваний были громадными.
Распространение болезни в России началось с Пскова. Это просто объяснит, если учесть оживленные торговые связи Пскова с Западной Европой, где в то время уже свирепствовала чума.
В летописях имеются довольно подробные сведения о появлении и движении этой болезни. В Пскове Черная Смерть свирепствовала летом, в Новгороде же от 15 августа до Пасхи: “Бысть мор силен в Плескове. Того же лета послов Плесковичи в Новгород, зовуще владыку Василия к себе, дабы их благословил, и владыка их послуша молбы, абие поиде к ним и пришед благословил их, и возвратился назад к Новугороду, бывшу же ему на пути, и ключися болезнь ему тяжка, в неи же и преставися на реце Узе, месяца иуля в 3 день, на память св. муч. Акынфа … Того же лета бысть мор силен в Новегороде: прилучися приити на ны, по человеколюбию божию, праведному суду его, вниде смерть в люди тяжка и напрасна, от Госпожина дни даже и до Велика дни; множество безчислено люди добрых помре тогда. Сицево же бысть знамение тоа смерти: хракнет кровию человек, и до три дни быв да умрет. Нетокмо же казнь хождаше; да ему же Бог повеле, и тем умираше, а его же снабде, сего кажа наказует, да прочаа дни о Господе целомудренно и безгрешно поживем” .
Интересно, что упоминание Новгородской первой летописи старшего извода значительно отличается от той же летописи младшего извода: “Добиша челом новгородци, бояре и черныи люди архиепископу новгородскому владыце Василью, чтобы “еси, господине, ехал нарядил костры в Орехове”; и он ехав, костры нарядил, и приеха в Новгород. И приехаша послове изо Пскова, биша челом владыце Василию, ркуче так: “Богови тако изволишю, Святои Троице, детем твоим псковичем Бог рекл жити дотоле, чтобы еси, господине, был у Святой Троици и детии своих благословил, псковиц”. И он не медли поеха, поимя с собою архимандрита Микифора, игумены, попове, приеха в Псков, служи в Святои Троици, у Святои Богородицы на Сиетнои горе, у Святого Михаила, у Ивана Богослова, опять в Святой Троици, ходи около города, со кресты и благослови дети своих всих псковиц. Поеха ис города, доеха до Прощеника, в день неделныи; обечерившися за Прощеником с едину версту, на реце Чересе усть Узы реки, на Шелоне; и преставися ту, на память св. муч. Уакынфа в вторник” . Лаврентьевская летопись и Московский летописный свод не упоминают это событие.
В статье данного года что впервые описаны симптомы болезни, прямо указывающие на чумной характер эпидемии: харкание кровью (из-за кровоизлияний в слизистую оболочку легких), и смерть на третий день развития болезни. Судя по тому, что бубоны летописцем не упоминаются, уместно предположить, что болезнь была занесена извне, скорее всего из стран, торговавших с Францией, что вполне вероятно при оживленных торговых связях Пскова, откуда болезнь передалась в Новгород.
Первое упоминание о предпринятых против распространения эпидемии мерах также написано здесь. Меры которые принимали наши предки, были бесхитростным выводом их представлений о болезнях. Хотя бесспорно, могли быть необычайно грандиозными — от многократных крестных ходов до возведения храмов за один день, но вряд ли кто-нибудь станет сомневаться в том, что эффективность подобных актов была нулевой; более того, они скорее усугубляли обстановку: при скоплении больших масс людей скорость распространения болезни только возрастала; в 1352 г. мы видим пример того, как из-за религиозных мер борьбы с эпидемией она перешла из Пскова в Новгород.
Костры, “наряженные” владыкой Василием в городе Орехове (также упоминаемом данной летописью как Ореховец, Вореховец, Орешек и располагавшемся на острове у выхода Невы из Ладожского озера), в то время считались средством очищения “больного” воздуха, что по представлениям той эпохи предотвращало распространение заболевания. Это говорит о том, что уже имелось представление о распространении эпидемии “через воздух”. Однако эффективность такого метода, как это нетрудно понять, была равна нулю.
По одним данным, в Европе погибло 25 млн. чел., по другим, более поздним, 14-15 млн. чел., что составляет примерно 1/5-1/6 общего населения Европы. Опустошение, произведенное Черной Смертью, было ужасным. За этой чумой последовали другие вспышки эпидемий XIV века.
В 1460 г. в Пскове снова поветрие: “Того же лета бысть мор силен в Плескове; и прислаша послове псковичи а их бы благословил и владыка Алексеи послуша мольбы их и абие обходи с кресты весь град Пскове, и литургии три сверши в святых божиих церквех, и оттоле поидяше к Новугороду, к своему престолу. А плесковичи оттоле пача лучши бывати милость божия, абие преста мор у них” . Это событие упоминает только Новгородская первая летопись.
Страшная эпидемия снова разразилась через четыре года, на этот раз он начался на низовьях Волги и затем распространился дальше на север. Особенно пострадали города Нижний Новгород, Рязань, Коломна, Переяславль, Москва, Тверь, Владимир, Ярославль, Суздаль, Дмитров, Можайск, Волок, Кострома и Белозерск. В Москве и Твери эпидемия продолжалась и в 1365 г., и в том же году она появилась в Торжке, Ростове и Пскове. Смертность в эту эпидемию была ужасная, мертвых не успевали хоронить, в одну могилу хоронили по 5-10 и более трупов; в день умирало по 2-30 человек, а местами даже до 100 и более. Многие города и села запустели, множество домов совершенно вымерло. Ни о лечебных, ни о предупреждающих мерах против болезни упоминаний нет. Эпидемию упоминает Лаврентьевская летопись и Московский летописный свод, причем упоминание Московского свода самое полное среди данных летописей за весь рассматриваемый период: “На то же лето мор бысть в Новегороде в Нижнем. На ту же осень мор бысть на Костроме и в Ярославле … на ту же зиму и весну мор бысть в Переславли” , “Бысть мор велик в Новгороде Нижнем, хракаху люди кровию, а инии железою боляху и не долго боляху, по два дня или три, а инии един день поболевше умираху. И толко множество бе мертвых, яко не успеваху живии погребати их… тое же осени и тое зимы бысть на люди мор велик в Переславли, на день умираша человек 20 или 30, иногда же 60 или 70, а иногда и до ста и более. Болесть же юе сица: преже яко рогатиною ударит за лопаткуили под груди или меж крил, и тако разболевся человек начнет кровию хракати и огнь зажжет и потом пот, та же дрожь, и полежав един день или два, а ретко кои 3 дни и тако умираху, а инии железою умираху. Железа же не у всякого бываше в едином месте, по овому на шее, иному под скулою, а иному под пазухою, д ругому за лопаткою, прочим же на стегнах. Бысть же сие не токмо в едином граде Переславле, но и во всех пределех его. Приде же сия болезнь, послана от Бога на люди, снизу от Бездежа к Новугороду Нижнему и оттоле к Коломне, та же к Переславлю, по том же на другое лето к Москве, та же и по всем градом и страном бысть мор велик и страшен. не успеваху бо живии мертвых опрятывати, везде бе мертвые в градех и селех, в домех и у церквей. И бе туга скорбь и плач неутешим, мало бо бе живых, не все мертвии. Погребаху же в едину яму 5 или 6 мертвых, а инде 10 и более, а дворы мнози пусты быша, а в иных един остался или два, ли женеск пол, ли мужеск, или отроча мало” .
В1366 году болезнь продолжилась: “Бысть мор велик на люди в граде Москве и во всех пределех его, яко же прежде в Переславле был”. Та же летопись кратко упоминает о какой-то повальной болезни в 1386 г. “Того же лета мор велик бысть в Смоленьсце” .
Еще двумя эпидемиями чумы был ознаменован конец века. Об этом пишет Новгородская первая летопись младшего извода: 1389 г. “Тои весне бысть мор велик во Пскове, а знамение железою. И тои весне ездил владыка Иван в Псков, и молитвою его преста мор в Пскове (стр. 383)” ; 1390 г. “…Той же осени бысть мор силен вельми в Новегради, то случися приити на ны по грехом нашим великое множество христиан умре по всим улицам, сице бысть знамение на людех: при смерти появится железа, пребыв три дня абие умираше…” . Данная болезнь могла быть занесена извне. Как отмечает Эккерман, “в 1382 г. сильные повальные болезни господствовали в Греции, Италии, Франции и Германии, Англии. В 1386 г. всю Германию охватила influenza. Эта болезнь поражала 8/10 населения, сопровождалась опухолью миндалевидных желез и сильными вступительными припадками (сильный жар с бредом, частью до 5 дней)”.
После эпидемии Черной Смерти чума с небольшими перерывами появлялась постоянно вновь в России в течение второй половины XIV столетия и в течение XV и XVI столетий, точно также, как она не переводилась в остальной Европе. Заносилась ли чума каждый раз в Россию извне, откуда именно, трудно решить.
Ввиду всеобщего распространения ее во второй половине XIV столетия, можно допустить, что кое-где образовались местные очаги, которые могли давать от времени до времени новые вспышки болезни, в промежутках между которыми, может быть, продолжала существовать чума в более легкой (pestis minor) или скрытой (латентной) форме, подобно тому, как это наблюдается в настоящее время в других странах, например в Индии.
Для предупреждения распространения заразы, равно как и для искоренения ее не принималось никаких мер, да и не могло приниматься, ввиду того, что не только способы передачи заразы не были известны, но даже заразительность чумы в те времена еще не вполне осознавалась. Поэтому по окончании эпидемии легко могли оставаться гнезда, из которых при благоприятных условиях всегда могла развиться новая эпидемия.
Заключение. Отношение к эпидемиям современников
Исследование истории эпидемий представляет значительный интерес. История эпидемических болезней, входя в состав истории медицины, составляет в тоже время часть истории цивилизации.
Из отношения народа к повальным болезням можно судить о степени его культурности. Чем ниже народ стоит в культурном отношении, тем он беспомощнее по отношению к разного рода вредным внешним влияниям, в том числе и к эпидемическим болезням, тем свободнее, с другой стороны, эти последние распространяются среди него.
Анализируя историю повальных болезней с древнейших времен, можно заметить, что эти болезни, производившие страшные опустошения в более отдаленные эпохи, становятся слабее в качественном и в количественном отношениях по мере приближения к настоящему времени. Тоже самое наблюдается при сравнении действия эпидемических болезней среди разных современных народов, стоящих на разных ступенях цивилизации. Эпидемия, находя отпор у цивилизованного народа, встречающего ее в лице своих представителей — врачей во всеоружии науки, уносит из его среды лишь небольшое число жертв, в тоже время беспрепятственно свирепствуя среди ниже стоящего в культурном отношении народа, не обладающего теми знаниями, которые необходимы для успешной борьбы с нею.
По частоте эпидемий, на основе количества упоминаний, “лидировал” Новгород, и это вполне объяснимо, учитывая торговую экономику города:
Судя по тому, какое место им отведено в русском летописании, эпидемии представляли для современников гораздо меньший интерес, нежели события политические или церковные.
Их, вероятно, относили к тому же разряду, что и снег, дождь, гром и молния, “погыб” Солнца или комета. То, почти нигде нельзя встретить иного объяснения болезни, как только “по грехом нашим”, свидетельствует о том, какой уровень мышления существовал в то время в русском обществе, и даже среди образованной его части — летописцев.
Во многом, такое отношение объясняется безраздельным господством церковного догмата над умами современников (даже до сих пор некоторые отцы церкви склонны объяснять природные явления авторитетными изысканиями Св. Василия Великого, делавшего свои “научные” выводы на заре нашей эпохи, когда нельзя было и помыслить о науке в том смысле, как мы понимаем ее сейчас).
Изучая исторический ход эпидемий чумы, мы видим, что чума в некоторых областях появляется часто и с известной правильностью, в других редко и в виде исключений. Отсюда можно вывести заключение, что в первом случае должны существовать условия, благоприятствующие развитию эпидемии, а во втором — условия, препятствующие такому развитию. Исторический обзор чумных эпидемий может служить подспорьем в изучении эпидемиологии чумы и дать порою указания, не менее ценные, чем данные, добытые клиническими, паталого-анатомическими и бактериологическими исследованиями.
Источник
Journal information